Фанфик The long Dark — Первый полет

Первый полет

Морозный ветер задувал за шиворот, противно холодя кожу, заставляя съежится и вянуть шею под воротник. Девушка засунула окоченевшие, истертые в кровь об альпинистские тросы, руки в карманы какой-то, совершенно не греющей, безрукавки. Гладкое покрытие ловило отблески косых солнечных лучей и, словно снег, сверкало. На груди красовался проржавевший и блеклый значок какого-то детского лагеря, кажется, для скаутов.

Рану на плече перевязать было нечем, потому светлая кофта, некогда купленная в одном из недешевых бутиков, пропиталась кровью и застыла, намертво прилепившись к коже. Алые разводы засохли, покрывшись небольшой коркой инея, края рваного пореза не болели от случайных прикосновений, а лишь периодически жглись. Кожа слегка посинела и, опухнув у самого пореза, примерзла. Ботинки, тяжелые и найденные совершенно случайно в одной из брошенных машин у обочины, давили, кажется… Ступни заледенели и единственная надежда оставалась в карте, наспех нацарапанной на оборотной странице дневника альпиниста.

Шарф, ярко-красный, в белую полоску, зацепился за какую-то обломанную ветвь, покрытую мхом и жухлыми иголочками, раздираясь в клочья. Перчаток у нее и вовсе не было, а про темно-сиреневый маникюр за десяток баксов можно навсегда забыть, да и какое до него сейчас дело? Единственное, чего действительно хватало с головой- это трута для розжига, в виде недошедших писем. Цветные конверты, обклеенные всевозможными марками, исписанные разным почерком и шрифтом. Куча пестрых почтовых штампов. Пара коробок с бандеролями, обернутых в светло-коричневую упаковку и перетянутых тонким шпагатом. Их никто больше не увидит, они не придут в места назначения, все, кто с таким замирающим в душе трепетом дожидается этих листочков, вероятно, никогда не узнает их судьбы и будет винить почту в потере. Этот роковой полет был первым и, кажется, последним в ее жизни.

А ведь все так радовались, поздравляли начинающего пилота с началом своей карьеры. И казалось бы- вот оно, счастье, самое настоящее. Накануне одногруппники даже устроили небольшие посиделки в недорогом кафетерии, кто-то испек кекс с апельсинами. И всем было плевать на жуткую утреннюю грозу, ведь по прогнозам местных метеорологов к рассвету ливень должен был стихнуть.

Бумага горела быстро и не успевала согреть негнущиеся пальцы. Она вспыхивала ярким пламенем, скручивалась и чернела в огне. Едкий запах горящего клея и, едва-уловимый, чернил заполнял ледяной воздух, полный свежести и ароматов, раздирал легкие, заставляя отодвигаться от тепла, прокашливаясь. К чему эти навыки пилота, столь долго заучиваемые ночами в теории с игнорированием нежны касаний и томного дыхания под ухом, если вокруг бескрайние леса, дикие животные и ни души на несколько десятков миль? У нее даже нет банального спортивного спальника с пластиковым замочком и пуговками, не то, что нужной, для такой местности и погоды, одежды.

-Х-холодно…- белый пар растворился в воздухе, поднимаясь клубами от обветренных губ.

По колено проваливаясь в чистый, белый снег, нетронутый ни одним человеком, среди устремленных ввысь голых стволов сосен, она молчала. Тишина сдавливала уши в своих тисках, заставляя мысли роиться и жужжать, словно рой обеспокоенных пчел. Взбиралась все выше и выше, останавливаясь на скользких выступах для передышки, с битком заполненным рюкзаком за спиной. Ноги начинали гудеть от усталости, колени подкашивались, а голова, как ни странно, кружилась от высоты. Самолет, дымящийся и искорёженный, остался далеко позади, в куче сваленных поперек дороги деревьев и истлевших конвертов. День медленно клонился к вечеру, а солнце перевалило пиковую точку, затягиваясь темными тучами. Погода Канадских лесов не шепчет.

Очередная веревка оказалась чересчур длинной и, не удержавшись ослабевшими от усталости руками за уступ, девушка сорвалась, приземляясь с гулким треском на кучу палок, заметенных снегом. Ужас сковывает тело, не позволяя пошевелиться. На мгновение в глазах темнеет и становится невозможно дышать, а после, с адской резью в груди, получается глотнуть воздуха, ледяного и обжигающего. Она садится на земле, кашляя и задыхаясь от боли. Поясница саднит от удара. Любое движение «эхом» отдается в теле, заставляя жмуриться и хрипло стонать. Шум крови в голове, бьющий с неимоверной силой по вискам, не стихнет еще десяток минут.

Спустя час, замерзая окончательно, она хватается окровавленной ладонью за выступ вершины и перекидывает на край ногу. С всхлипом, из последних сил девушка карабкается и растягивается на холодных камнях. Слезы, такие горячие по сравнению со окружающим миром, текут по щекам, слегка согревая их на несколько секунд. Огромные куски искорёженного металла сверкают в лучах закатного солнца. Она надеется, что найдет хоть что-то полезное. Ей с трудом приходится прошагать пару сотен метров, прежде чем показывается обломанный надвое фюзеляж самолета с кучей контейнеров, полных всевозможных вещей. Коробки, заколоченные, с яркими наклейками на стенках.

А девушке нечем их вскрыть.

Температура воздуха стремительно падает, железо липнет к пальцам, а она, свесив ноги с края переломанного самолета, пишет в блокноте слова. Пестрая обложка, сияющая какими-то блестками и черная гелиевая ручка, плохо пишущая на морозе. Воспоминания, такие теплые, страстные, яркие и домашние- все запечатлено на страницах. Фотографии, держащиеся на клейкой ленте из киоска через дорогу, билеты из театра или кино, старый пропуск в общежитие. Страница, заполненная отпечатками пальцев и подписями лучших друзей.

Как иронично, ведь они мечтали однажды собраться всей компанией, захватить палатки, сумки, кучу одежды, пару гитар и разноцветные шарфы, а после, загрузившись в микроавтобус чьих-то родителей, укатить к лесу. Сэм мечтала.
Под ней не меньше километра свободного падения. А она решает досмотреть чудесный, огненно-красный закат, самый последний. В глубоком одиночестве.

Когда сумрак опускается на окрестности, покрывая пеленой жуткого холода, девушка, сжав в ладонях обрывок странички и утирая слезы, разбегается и… Прыгает вниз. Ног она уже не чувствует, тяжёлая сумка осталась наверху. Костров нет, последние клочки с почтовыми эмблемами промокли и не зажигались. Еды тоже не осталось, только пара сухих ягодок шиповника, сорванных по дороге на гору с кустика. Голова раскалывается после падения с троса, а во рту пересохло. Ей совершенно не хочется мучиться, коченея во время вьюги и теряя сознание от жажды. Секундная легкость растекается дрожью по телу.

Счастье свободного падения, эйфория от хлещущего в лицо ветра и страх приближающейся земли. Удар. Громкий, пугающий хруст и треск чего-то. Крик птиц, взметнувшихся в темное небо с вершин сосен. И растекающееся алое пятно на кристальном снегу в голубоватом свете луны. Скомканный блокнотный лист уносит ветер, а текст, замызганный кровью никто не найдет и не прочитает. Как те письма из багажного отсека.

«Саманта, тут прекрасный закат. Я бы хотела встретить его еще раз. С тобой.
И жить.
С любовью, твоя Эми.
Лесная глушь, неизвестная дата и время.»